Глава 32.
— Почему сейчас? — Бхэйрав уставился в замешательстве на Чандрамукхи, а потом добавил: — Хорошо, матушка. Вы поспешите позавтракать и всё такое, и я тоже соберу пару лепёшек в дорогу.
— Неси свои лепёшки, а я обойдусь, — сказала Чандрамукхи.
Дома Бхэйрав впопыхах завернул немного снеди в тряпочку, взял в руки посох и сразу возвратился назад.
— Извольте, матушка! Только не будет ли вам голодно в пути?
На что Чандрамукхи ответила, что не молилась ещё с утра, поэтому не может пока принимать пищу и до прихода на место не умрёт. Бхэйрав торопливо устремился вперёд, показывая ей дорогу. Она семенила следом. От долгой ходьбы она приуныла, её гладкие стопы начали кровоточить, а лицо покраснело от пылающего полуденного солнца. Чандрамукхи так ничего и не ела, не пила и ни разу не омыла водой ни рук, ни лица. Она всё шла и шла по бескрайним просторам, удивляя своим появлением трудящихся на полях крестьян. Одета она была очень просто: на ней было только белое с красными краями дхоти, на запястье два строгих золотых браслета и широкое покрывало вокруг торса. Натянув его на пол–лица, она ускорила шаг. Путь занял целый день, и лишь на закате они достигли деревни. Чандрамукхи усмехнулась:
— Никак кончились два твоих поля?
Бхэйрав её насмешки понять не понял, но уточнил:
— Матушка, мы уже пришли. Вы даже ни разу не пожаловались. Довольно с вас такого хождения, или сегодня же сможете обратно пойти?
Чандрамукхи подумала про себя: "О каком возвращении идёт речь, я наверно и завтра–то не смогу пойти. " Вслух она взмолилась:
— Бхэйрав, не найдётся ли здесь повозки из буйволов?
— Сыщем, матушка. Коли прикажете, я похлопочу.
Бхэйрав пошёл на поиски повозки, а Чандрамукхи отправилась в дом хозяев. Служанка завела её внутрь, там сидела баху — старшая невестка. Пару мгновений они разглядывали друг друга, затем Чандрамукхи поклонилась. Баху была сплошь увешана драгоценностями, и глаза её излучали пренебрежение и превосходство. От постоянного жевания пана её зубы и губы почернели. Похоже, что и сейчас одна её щека набухла от находящегося под ней пана. Волосы баху были приглажены и связаны в пучок, выпирающий чуть ли не на лбу, в обоих ушах висело полным–полно серёжек, в одной ноздре — драгоценный камень, а в другой зиял большой прокол: похоже, в него она продевала кольцо. Чандрамукхи смотрела на баху — дородную, пышущею здоровьем, смугловатую тётку с глазами навыкате. От вида пышных форм, выпирающих из–под чёрного сари и вычурной оранжевой блузы, Чандрамукхи стало тошно. Баху в свою очередь разглядела, что Чандрамукхи не так уж и молода, но ещё не утратила привлекательности и выглядела писаной красавицей. Похоже, что они были примерно одного возраста, но баху не удалось так хорошо сохраниться, и никого красивее, чем Парвати, она прежде никогда не встречала. Она с удивлением спросила:
— Кто ты?
— Я одна из ваших подданных. На мне висит долг, пришла от него избавиться.
— Здесь тебе делать нечего! Ступай к приказчику, — ухмыльнулась баху.
— Баху–рани, вернуть долг полностью я не могу, так как очень бедна. Наслышанная о вашем великодушии, я осмелилась предстать пред вами и пожаловаться на своё горе. — Чандрамукхи покорно улыбнулась.
О наличии у себя доброго сердца баху слышала впервые в жизни, а уж о том, что она может простить долг, наслушавшись о чужих несчастьях, и подавно. Поскольку она частенько принимала участие в управлении землевладением, то охотно проглотила наживку Парвати о милосердии и снизошла:
— А куда деваться, дочка. Целыми днями не знамо, сколько людей меня осаждают. И отказать им язык не поворачивается, и потакать им — только мужа злить. Ладно, говори, много ль задолжала?
— Не много, всего две рупии. Но даже эта сумма для нас, бедняков, велика. Чтобы к вам попасть, я весь день пешком шла.
— Ох, уж эта бедность, такая большая зараза. Но раз уж ты наша подданная, то на тебя нам хватит милосердия. Эй, Бинду!.. Куда запропастилась? Отведи её к приказчику и передай ему, что её долг прощён. Да сошлись на меня, — велела баху–рани, а после спросила: — Так где ты, говоришь, живёшь?
— В вашей вотчине живу, в деревне под названием Аштхаджхури. Баху–джи, а правда, что у нас два хозяина?
— В этом–то и заключается наше проклятье, — начала было баху. — Хотя какой там второй? Совсем скоро богатство нам отойдёт полностью.
— Говорят, младший хозяин погряз в долгах, — Чандрамукхи омрачилась.
— Всё нам заложил твой младший хозяин, а сам стал полнейшим голодранцем. Мы до сих пор не знаем, сколько денег он в Калькутте пропил и на шлюх угрохал. Не сосчитать! — оскалилась баху.
У Чандрамукхи пересохло в горле, ей стало совсем худо. Немного погодя, она спросила:
— Выходит, он теперь здесь не бывает?
— Почему же, бывает. Когда деньги требуются, притаскивается, занимает их у нас под залог имущества и назад. Примерно два месяца назад нагрянул, взял двенадцать тысяч рупий и уехал. Трудно сказать, долго ли он ещё протянет, потому что вроде как сильно болен чем–то, — скривилась баху.
Комментариев нет:
Отправить комментарий