Глава 22.
Завершилась поминальная церемония, на подробное описание которой тратить время особой нужды нет. На следующий день после проведения прощальных ритуалов Парвати отозвала Дхарамдаса в сторонку и всучила ему золотое ожерелье:
— Дхарамдас, это для твоей дочери.
Дхарамдас окинул её влажным, полным грусти взглядом:
— Давно тебя не видел. У тебя, говорят, всё наладилось?
— Да, лучше не куда. Как твои детки?
— Они в добром здравии.
— А ты?
— Неважно, доченька, замаялся я. Хозяин умер, теперь мне пора и честь знать, — глубоко вздохнул Дхарамдас. Развить мысль Парвати ему не позволила. В конце концов она ему украшение не для того дала, чтобы выслушивать его стенания. Прервав его на полуслове, она возмутилась:
— Что ты такое говоришь, Дхарамдас? Если тебя не будет, то кто позаботится о Девдасе?
— Это пока он был маленький, я о нём заботился. А теперь, Паро... Глаза бы мои на него не глядели, — буркнул Дхарамдас.
Парвати подошла к нему ближе и задумчиво проговорила:
— Ты мне можешь ответить на один вопрос?
— Конечно могу, дочка.
— Хорошо, тогда скажи, только честно: чем сейчас занимается Дев?
— Действует мне на нервы, чем же ещё?
— Меня интересуют подробности.
— Какие уж тут подробности! Разве об этом говорят вслух! После того, как хозяин покинул этот мир, состояние Девдаса тает на глазах. На мой взгляд, дела его совсем плохи. — Дхарамдас ударил себя кулаком по лбу.
Парвати изменилась в лице, услыхав такие вещи, и с горечью в голосе потребовала от Дхарамдаса объяснений. Раньше она не верила, когда Манорма в письмах упоминала вскользь что–то подобное о Девдасе.
Дхарамдас покачал головой и принялся выкладывать:
— Он уже не ест, не пьёт, практически не спит, и днем и ночью только в бутылку заглядывает. Одно пьянство на уме. Неделями неизвестно где пропадает, не давая о себе знать, и денег на ветер пускает немеренно! Люди говорят, разбрасывается какими–то драгоценностями, цена которым не одна тысяча рупий.
Парвати затряслась всем телом:
— Неужели это правда, Дхарамдас?
— Надеюсь, он хоть тебя послушает и избавится от этих гадких привычек. Хоть разок остуди его пыл, в самом деле, да направь на путь истинный. А как он плохо стал выглядеть! До каких пор это может продолжаться? Так он долго не протянет, а я даже не могу поделиться этим ни с кем из домашних.
Выдержав паузу, Дхарамдас горестно выпалил:
— Порой даже подумываю, Парвати, грех над собою совершить. Продолжать так жить никакого желания нет…
Она ушла, не дослушав его до конца.
Как только Парвати услышала о смерти Нарайана–бабу, то, разумеется, от своих родственников сбежала, чтобы разделить с Девдасом его горе. А тут её ждала совсем другая история, от которой у нее голова шла кругом. Ей стало казаться, что будь она рядом, Девдас не дошёл бы до такого состояния, и она винила в первую очередь себя за то, что своими собственными руками отрубила сук, на котором сидела. Только сейчас она осознала, до чего докатился её Дев. В то время, когда он находится буквально на грани жизни и смерти, она занята обустройством какого–то чужого хозяйства и помогает совершенно посторонним людям! Но теперь, потерпев поражение, когда её дом превратился в руины ещё в процессе строительства, Парвати твёрдо решила либо вытащить Девдаса из болота, либо покорно пойти ко дну вместе с ним.
Был поздний вечер. Парвати вошла в комнату Девдаса и застала его на диване, склонившегося над разбросанными счетами. Заметив её, он поднял голову и улыбнулся. Она опустилась прямо на пол рядом с ним. Девдас выглядел несчастным, но умиротворённым.
— Я не испорчу твою репутацию? — усмехнулся он.
Парвати на него сверкнула округлившимися глазами, но быстро опустила взгляд. Видно было, что она не торопится бередить старую рану и выплёскивать наружу потаённые мысли. Как озвучить то, что похоронено в сердце навечно? Парвати долго готовилась к этому разговору, но все слова вдруг вылетели у неё из головы. Девдас засмеялся:
— Я понимаю, что с тобой происходит, Паро. Ты чувствуешь свою вину, не так ли?
Парвати не проронила ни слова. Девдас рассуждал дальше:
— Паро, по сути, чего здесь стыдиться? Ну, встретились двое друживших по детству людей! Ну, подумаешь, ты сгоряча чего–то там наговорила, а я зачем–то тебе на лбу шрам оставил!
Произнесённые слова вовсе не таили в себе ни сарказма, ни издевательства, но Парвати взорвалась от негодования и выложила всё, что было у неё на душе:
— Этот шрам поддерживает во мне жизнь, Дев, и служит единственным напоминанием о том, что ты меня когда–то любил! Ты соблаговолил таким своеобразным способом поставить жирную точку в конце нашей повести. Какой сущий пустяк! Всего лишь символ любви.
— Паро!
— Что такое? — Парвати сняла с лица покрывало.
— Ты на меня всё так же злишься, и я на тебя тоже, эх, как зол...
Комментариев нет:
Отправить комментарий