Глава 7.

На душе у Девдаса было так же неспокойно. Иногда он с Парвати парой слов, конечно, перекидывался, но чаще ему просто хотелось её получше рассмотреть. Неожиданно в его сердце закралось сомнение, нравится ли он ей по–прежнему или нет?

Атмосфера в деревне отличалась от Калькутты: никаких песен с танцами и никакой изысканной роскоши. Забираясь подальше в укромное местечко, он вспоминал детство и чувствовал, что прежние Дев и Паро уже давно превратились в Девдаса и Парвати. Больше он к соседям не ходил, разве что изредка по вечерам мимоходом бросал невзначай: «Тётя, как поживаете?». На приглашение пройти в дом он отвечал: «Я вышел прогуляться, тётя. Потом как–нибудь зайду. Сейчас уже поздно». Иногда Парвати и Девдас случайно сталкивались, но чаще она стояла наверху и наблюдала. Когда Девдас с тётей заговаривал, она тут же незаметно исчезала. Вечерами в комнате Девдаса часто горел свет, и из–за жары окна допоздна были открыты. Обычно Парвати ночью вглядывалась в них из своего окна, но в тусклом свете лампы ничего рассмотреть не могла.

Парвати с детства была гордой, поэтому всё время пыталась вести себя так, чтобы никто не догадался, как сильно она переживает. Да и расскажи она кому–нибудь об этом, какая от этого польза? Если кто проявит к ней жалость, то она этого не выдержит, а ещё хуже, если люди насмехаться начнут, тогда хоть в петлю лезь.

Прошёл год, как состоялась свадьба Манормы, но она всё ещё не перебралась в дом тестя, и поэтому часто под любым предлогом приходила к Парвати. Будучи подружками, они эту тему часто обсуждали. Но сейчас, когда обсуждение свадеб вызывало сильное раздражение, Парвати его категорически избегала: либо меняла тему, либо вовсе замолкала. Накануне вечером отец Парвати возвратился домой. На несколько дней он уезжал, чтобы встретиться с женихом и обсудить приготовления к свадьбе. Он просватал Парвати за заминдара из Хатхипоты, что на расстоянии более двадцати миль от их деревни, в районе Бардван. Жених оказался богачом на рубеже сорока лет от роду. В прошлом году его первая жена скончалась, и сейчас чувствовалась необходимость нового брака. Не то, чтобы привезённая хозяином новость всех домашних осчастливила, скорее наоборот, огорчила. Единственное, что успокаивало женскую половину дома, так это лишние три–четыре тысячи, которые придут в семью вместе с новым родственником – Бхаваном Чхоудхри.

Однажды за обедом мать Девдаса заметила:

— Тут свадьба Паро намечается…

— Когда? — Девдас поднял голову.

— В этом месяце. Вчера приезжали невесту смотреть. С ними вместе и жених был.

— Приезжали сюда? Почему я об этом ничего не знаю? — Девдас был ошеломлён, а его сердце едва не выпрыгнуло из груди.

— Откуда тебе знать, сынок? Жених вдовец, причём достаточно почтенного возраста. Да, ещё слыхала, что денег у него не меряно. Вот и хорошо! Паро будет с ним счастлива, — заявила мать.

Девдас уткнулся в тарелку, а его мать продолжила:

— Они хотят справить свадьбу в нашем доме.

— Так за чем же дело стало? — Девдас поднял голову.

— Да разве это возможно? С одной стороны народ из семьи торговцев дочерьми, а с другой – родство по соседству. Боже, упаси! — Мать сморщила нос и засмеялась.

Девдас за всем этим молча наблюдал. Мать тоже притихла на некоторое время, потом добавила:

— С отцом я уже разговаривала...

— Что он сказал? — Прервал её Девдас.

— Что он мог сказать? Только то, что не позволит насмехаться над своей семьёй и строго–настрого запретил.

Девдас на это ничего не ответил.

В тот день Парвати и Манорма разговорились. Манорма вытерла слёзы с глаз Парвати и спросила:

— Сестрица, что же теперь будет?

— А что тут может быть? Разве тебе жених нравился, когда ты замуж выходила? — Парвати сама вытерла слёзы.

— У меня другое дело. Не то чтобы нравился, но и неприязни не было. Поэтому мне горевать было не о чем, а ты сама себя в ловушку загнала.

Глава 6.

Парвати уже шёл тринадцатый год. По словам бабушки, в этом возрасте, откуда ни возьмись, появляется красота и формируется тело. Наблюдая за своей кровиночкой, вдруг замечаешь, что ещё вчера её грудью кормила, а сегодня она уже взрослая. В это время из–за дочерей начинаются хлопоты. Дошла очередь и до четы Чакрварти. Мать Парвати сильно переживала и сотни раз говорила мужу, что Паро стала невестой, поэтому уже пора подумать о её будущем.

Чакрварти много собой не представлял, однако Парвати была очень красивой девушкой. Он был уверен, что если бы в мире существовал некий эталон красоты, то Парвати от него сильно бы не отличалась. К тому же, дочерям из семьи Чакрварти особо беспокоиться не нужно было. Определённые сложности возникали только при женитьбе сыновей. В этой семье существовала такая традиция, когда за свадьбу девушки берут деньги. Отец Нильканта когда–то за свою дочь тоже взял хороший калым, но сам Нилькант этот обычай презирал, и у него совершенно никакого желания не было отдавать Парвати за деньги. Его жена об этом знала, и поэтому с утра до вечера твердила ему о свадьбе. А бабушка Парвати с самого начала всем сердцем желала любым способом женить Девдаса на Парвати, и всё думала, с какой стороны лучше подступиться к этому вопросу.

Возможно, поэтому она однажды и завела разговор с матерью Девдаса:

— Невестка, у моей Паро с твоим Девдасом такая любовь! Никогда не замечала?

— Да что вы, тётушка! Они просто играют вместе, растут как брат с сестрой.

— Вот именно, дорогуша! Поэтому мне кажется, что если бы их... ну ты понимаешь... Когда Девдас уехал в Калькутту, а нашей Паро всего восемь лет было, так она зачахла от переживаний. Только, когда от него письма приходили, то она светилась вся и читала их нараспев, как священные гимны. Мы–то с тобой знаем.

Хотя в глубине души мать Девдаса всё понимала, она только рассмеялась, возможно, скрывая за этим своё смятение. Она была совершенно убеждена, что разговаривать здесь не о чем. Парвати она сильно любила, но, в конце концов, девушка была из семьи, где принято торговать дочерьми. Поэтому породниться с такими соседями? Какой стыд!

— Тётушка, муж пока не намерен женить Девдаса: в таком возрасте учиться нужно. И ещё он считает, что старшего сына Двидждаса в раннем возрасте женить было очень большой ошибкой. Вся его учёба пошла насмарку.

Бабушка Парвати моментально сникла, но, тем не менее, настаивала:

— Невестка, это всё понятно. Но, во–первых, Парвати уже достаточно взрослая, а во–вторых, на вид кажется ещё старше. Поэтому... поэтому, если Нарайан не будет против, то…

— Нет, тётя, нет! Как вы себе это представляете? Чтобы я сама завела с ним этот разговор, да за кого вы меня принимаете?

Мать Девдаса перебила бабушку и на этом тему закрыла. Но обычно женщины не могут удержать дело в тайне, и во время обеда она выложила мужу, что бабушка Парвати говорила о свадьбе.

— Правильно, Парвати уже вполне взрослая. Скоро надо будет ей подыскивать партию. — Отец Девдаса поднял голову.

— Вот поэтому она и намекала, что если бы с Девда...

— Ты что такое говоришь?! — Возмутился муж.

— А что я говорю? Видите ли, любовь у них неземная! Но только ради этого я не могу принять невесту от семьи торговцев дочерьми! Не хватало ещё в соседнем доме иметь родственничков!

— Ты права. С людьми другой касты родство вызовет одни насмешки. А на их болтовню не стоит обращать внимания. — Успокоил её Нарайан.

— Вот те на! Когда я на это обращала внимание? Смотри сам ошибок не наделай! — Хозяйка уныло улыбнулась.

— Если бы я себе такое позволял, как бы я управлял этим землевладением?

— Её муж с серьёзным видом смахнул со рта рисовые зёрнышки.

Оставим в покое его землевладение, никому до него дела нет. Речь идёт о трагедии Парвати. Когда отголоски этого разговора дошли до господина Чакрварти, он позвал мать и спросил:

— Матушка, зачем вы ходили туда с этими разговорами?

Мать молчала. Нилькант продолжил:

— Ради свадьбы дочери нам не нужно ничьи пороги обивать. Желающие сами к нашим ногам приползут. Послушайте, наша девочка не хуже других, никакая не уродина! Я вас уверяю, о свадьбе не нужно волноваться. Я в течение недели устрою всё лучшим образом.

Что касается той, чья судьба решалась, то для неё новость прозвучала как гром среди ясного неба. С детства она считала, что имеет полное право на Девдаса. Разумеется, никто ей такого права не давал. Сначала она это даже плохо понимала, а потом неосознанно в её нетерпеливом сердце день за днём это право спокойно накапливалось и укреплялось. Раньше она его даже не замечала, но сегодня, теряя это право, она была крайне возмущена. Чего не скажешь о Девдасе. Он в детстве считал Парвати своей собственностью только ради собственной выгоды. Увидев роскошь Калькутты во всех красках, он совсем забыл о Парвати и не догадывался, что в деревне ей одиноко в четырех стенах. Она жила воспоминаниями, и у нее даже в мыслях не было, что тот, кого она с детства считала своим, кому она доверяла, вдруг от нее отвернётся, ступив на порог юности. Тогда о замужестве никто не думал и не предполагал, что эта детская привязанность, повзрослев, может оказаться не у дел. Свадьбы не будет. Эта новость все смутные девичьи грёзы срубила на корню.

Девдас по утрам читал заданное по программе, а днём даже носа из дома не высовывал, потому что было очень жарко. Только в вечернее время при желании он мог выйти на прогулку с тростью в руке, одетый в дорогой костюм и элегантный плащ. При этом он часто проходил мимо дома Чакрварти. Парвати сверху из окна за ним наблюдала, вытирая слёзы. В этот момент в ней оживали старые воспоминания. Она видела, что это уже не ребёнок, а по божьей милости, юноша, даже скорее мужчина. После долгой разлуки случайно сталкиваясь с ней, он чувствовал неловкость и проходил мимо. Парвати прекрасно понимала, что Девдас стесняется. Именно поэтому в тот день он с ней даже словом не обмолвился.

Глава 5.

Поступок Парвати в понятии Девдаса не был достоин наказания, потому что три рупии очень просто разделить на троих. Те вишнавитки в школе деление не проходили, и если бы им дали две рупии вместо трёх, то это было бы по меньшей мере жестоко. Он взял Парвати за руку и повёл в сторону небольшого рынка, чтобы купить воздушного змея. Катушку с леской он спрятал в кустах.

Прошёл год, и всё хорошее, как и полагается, закончилось. Мать Девдаса озабоченно сказала мужу о том, что Дев совсем превратился в неуча и с этим нужно что–то делать. Поразмыслив недолго, он предложил: "Почему бы не отправить его в Калькутту? Там у Нагендры поживёт и немного подучится". Нагендра–бабу приходился Девдасу дядей со стороны матери.

О разговоре стало известно всем, Парвати в том числе. Удручённая, она, будучи с Девом наедине, коснулась его руки и спросила:

— Девдас, ты что, в Калькутту уезжаешь?

— С чего ты взяла?

— Дядя вроде говорил.

— В такую даль? Конечно же нет!

— А если он тебя насильно отправит?

— Насильно?!

Тотчас на лице Девдаса появилось злобное выражение. Посмотрев на него, Парвати поняла, что в этом мире нет никого, кто мог бы силой заставить Дева что–либо сделать. Она от радости сильнее сжала его руку и улыбнулась:

— Смотри не уезжай никуда, Дев!

Девдас согласился, но потом ничего не смог поделать. Отец всыпал ему по первое число, отправил вместе с Дхарамдасом в Калькутту и только после этого вздохнул спокойно.

В день отъезда Девдас был сильно расстроен. Ехать в незнакомый город у него никакого желания не было. Парвати расставаться с ним тоже ни за что не хотела. Она горько плакала, но на бедняжку никто не обращал внимания. От обиды она перестала разговаривать с Девдасом, но он ей на прощание пообещал: «Паро, я скоро вернусь. Им меня не остановить, всё равно сбегу и приеду к тебе!» Паро успокоилась, и всё, что у неё накопилось на сердце, выложила Деву. Потом он взял чемодан, с благословения своей матери сел в конный экипаж, всё ещё чувствуя её слёзы на своём лице, и уехал. В этот момент Парвати стало так тоскливо, что не описать. Ручейки слёз непрерывно текли по её щекам, и сердце от горя раскалывалось на куски.

Прошло несколько дней, и однажды на рассвете Парвати проснулась и поняла, что не представляет, чем будет заниматься. С тех пор, как перестала ходить в школу, она всё своё свободное время проводила в беззаботных играх. Тогда ей казалось, что она никогда не справится с обилием намеченных дел, а теперь тщетно пыталась найти себе хоть какое–нибудь занятие. Иногда она с утра садилась писать письмо, тратя на это довольно много времени, что порою выводило мать из себя. Тогда вступалась бабушка: «Да пусть пишет! Чем слоняться без толку, пусть лучше бедняжка делом занимается». Для Парвати не было лучшего дня, чем тот, который приносил ей весточку от Девдаса. Она садилась на лестницу у ворот и по нескольку раз перечитывала письмо. Однако спустя пару месяцев, письма стали приходить всё реже и реже, и некоторые из них оставались без ответа. Интерес к ним мало–помалу сошёл на нет.

В один прекрасный день Парвати поставила свою мать перед фактом:

— Мама, я снова начинаю ходить в школу.

— Зачем? — Мать удивилась, а Парвати добавила:

— Я так хочу!

— Ходи сколько влезет. Можно подумать, я тебе запрещаю.

В тот же день Парвати, откопав где–то грифельную доску и книги, пришла со служанкой в школу и уселась на свое прежнее место.

— Пандитджи, не наказывайте Парвати! Она по собственной воле пришла. До тех пор, пока ей по сердцу, пусть учится, а если надоест, пусть домой возвращается. — Сказала служанка.

— Ну, коли так… Я не возражаю. — Ему хотелось спросить, почему Парвати не отправили в Калькутту, но он промолчал.

Парвати увидела, что староста класса Бхолонатх сидит на старой скамейке на том же самом месте. Заметив его, Парвати сначала засмеялась, но через несколько мгновений её смех превратился в плач, когда она осознала, что это тот самый Бхолонатх, благодаря которому Девдасу пришлось не только школу бросить, но и из дома уехать.

Довольно много времени прошло, прежде чем Девдас приехал домой. Парвати прибежала к нему, и они допоздна разговаривали. Ей столько всего нужно было рассказать ему, но она не смогла: Девдас без остановки болтал о том, с чем он столкнулся в Калькутте. Потом летние каникулы закончились, и Девдас снова уехал. Опять было море слёз, но уже несколько меньше, чем в первый раз.

Так пролетели ещё четыре года. На протяжении этих лет во взглядах Девдаса происходили такие изменения, что Парвати диву давалась. Ей оставалось только забиться тихонько в уголок и утирать слёзы. Раньше в Девдасе возможно и были какие–то недостатки, но от проживания в городе он изменился до неузнаваемости. Сейчас на нём были заграничные ботинки, новомодный костюм и часы на золотой цепочке. Праздно шататься вдоль берега деревенской речушки теперь ему был не резон, он стал предпочитать ходить с ружьём на охоту. У него появилось желание ловить крупную рыбу, а не головастиков в луже. Помимо этого его стали занимать светские беседы, политика, общественные собрания, футбол, крикет и так далее, и что–то ещё…

ах, да... Парвати... где–то там в Тальсонапуре… В памяти остались лишь несколько приятных детских воспоминаний, остальное забылось. К тому же он был занят совершенно другими делами. О прошлом думать некогда было.

Наступили очередные летние каникулы. В прошлом году Девдас был за границей, поэтому дома погостить не смог. В этот раз у него тоже особого желания приезжать не было, но воле родителей пришлось подчиниться. Упаковав свои пожитки в чемодан, он пришёл на вокзал Ховрах (1) за билетом до Тальсонапура. В день приезда в деревню он из дома не выходил по причине недомогания. На следующее утро он подошёл к дому Парвати и окликнул тётушку. Мать Парвати почтительно предложила:

— Проходи, сынок, садись.

Побеседовав немного с тётушкой, Девдас спросил:

— Где Паро, тётя?

— Здесь где–то, наверно в верхней комнате.

Девдас поднялся туда и увидел, что Парвати зажигает вечерний светильник. Он позвал её:

— Паро!..

Сначала она удивилась, потом, слегка смутившись, поприветствовала его и отошла в сторонку.

— Чем занимаешься, Паро?

Отвечать на вопрос необходимости не было, потому что то, чем она занималась, и так было видно. Парвати молчала. Девдас тоже немного неловко себя почувствовал.

— Ладно, пойду я... Нездоровится что–то. — Сказал он и ушёл.

__________

(1) Ховрах. – Город-спутник Калькутты,

железнодорожный вокзал которого является одним из основных транспортных узлов не только Калькутты, но и других соседних районов.

Глава 4.

Время шло, и дети были безгранично счастливы. Они гуляли дни напролёт под жарким солнцем, а на закате по возвращении домой их ждало наказание, но на следующее утро они убегали из дома, чтобы вечером опять выслушивать ругань. Никто, кроме друг друга им не нужен был, а проделок только их двоих на всю деревню и так хватало. В тот день с восходом солнца они вдвоём уже были у пруда, и потом до рези в глазах, взбаламутив всю воду, плескались там. Они поймали с дюжину каких–то рыбин и, поделив их поровну между собой, отправились домой. Не успела Парвати переступить порог, как мать тут же её сильно побила и заперла в комнате. Сидя под замком, она могла только догадываться, что же будет с Девдасом. Но тот никогда не считал нужным кого—либо ставить в известность о своих похождениях, поэтому, когда Парвати в своей комнате сидела и горько плакала, он к её окну подошел и нежным голосом позвал: "Паро... Паро... Паро..." Разумеется, Парвати всё слышала, но, надувшись, не отвечала. Девдас допоздна сидел внизу под плюмерией и не уходил домой до тех пор, пока Дхарамдас не пришёл и не убедил его.

На следующий день Парвати ждала Девдаса, но он не пришёл. Отец взял его с собой в соседнюю деревню на званый ужин. Так и не дождавшись Дева, Парвати одна вышла за ворота. Днём раньше, перед тем, как пойти на пруд, Девдас дал ей три рупии, так как боялся их потерять. Пощупав, на месте ли завязанные в уголок её сари деньги, она пошла гулять. Какое–то время она провела в одиночестве. Никого вокруг не было: остальные дети с утра до вечера находились в школе. Она отправилась на соседнюю улицу, где жила Манорма — одноклассница Парвати, и хотя та была немного старше, они дружили, но уже довольно долго не виделись. С целью навестить подругу Паро вошла в дом и закричала:

— Мано, ты дома?!

Вышла тётя Манормы:

— Паро, ты что ли?

— Да, тётя... Мано где?

— Она в школе. А ты не пошла сегодня?

— Я вообще не хожу. Дев, кстати, тоже.

Услышав это, тётя засмеялась:

— Ах, вот оно в чём дело! Значит, ты не ходишь, и братец Дев тоже не ходит?

— Да, из нас двоих никто не ходит.

— Очень хорошо, но Мано–то ходит!

Тетя пригласила войти, но Парвати отказалась.

По дороге домой, не доходя до магазина Расиклала, она увидела, как три странствующие вишнавитки (1) с бубнами в руках идут мимо в поисках пожертвований. Парвати окликнула их:

— Вишнави, вы хоть петь умеете?

Одна из них обернулась:

— А ты как думала? Умеем!

— Спойте, а? — Взмолилась Парвати.

— Тогда давай плати, а лучше пошли к тебе домой. Там споём, а может заодно и поедим.

— Нет уж... Прямо здесь пойте! — Парвати показала на завернутые в уголок сари деньги, немного дальше от магазина отошла и села. Увидев деньги, все трое одновременно отчаянно заколотили в бубны и заголосили раги (2). Из того, что они пели, Парвати ни слова не разобрала. Да даже, если бы она и хотела вникнуть в смысл, то не смогла бы, поскольку на душе у неё в тот момент была только тоска по Девдасу. Исполнив весь репертуар, ей намекнули:

— Давай, деточка, не скупись!

Парвати развязала узелок на своём сари и вручила им три рупии. Изумлённые женщины переглянулись между собой.

— Дочка, откуда у тебя такие деньги? — Спросила одна.

— Девдас дал. — Ответила Парвати.

— Он ведь тебя не побьёт?

Немного подумав, Парвати ответила:

— Нет.

— Долгих лет жизни тебе, великая принцесса! — Произнесла одна из них.

Парвати улыбнулась:

— Значит, вам на троих этих денег хватит, да?

— Да, дочка, хватит. — Все трое закивали. — Сама Радха–рани тебя нам послала.

Они помолились, чтобы эта раздающая дары девочка не понесла никакой кары за содеянное.

Парвати вернулась домой рано. На следующий день на рассвете она встретила Девдаса. В руках он держал только моток лески, а самого бумажного змея не было. Подойдя к Парвати, он потребовал назад свои деньги. Парвати побледнела:

— А денег больше нет.

— Куда это они подевались?

— Я их вишнавиткам отдала за то, что они спели для меня.

— Всё что ли отдала?

— Ну, ведь их же трое было…

— Какую глупость сотворила! Разве столько денег подают!

— Говорю же, их было трое! Если бы им троим отдала не три рупии, то как бы они их между собой делили?

— Я бы на твоём месте дал им только две рупии. — Сказал Девдас спокойным тоном, наматывая леску на катушку. — Таким образом, доля каждой из них составила бы десять анн и восемь пайсов (3).

— Но они вряд ли умеют так хорошо считать, как ты! — Сказала Парвати.

Девдас подумал, что он действительно многому успел научиться в жизни и обрадовался:

— А ведь верно!

— Девдас, я–то думала, что ты меня побьёшь. — Парвати взяла Девдаса за руку.

— Почему? Почему побью? — Удивился Девдас.

— Так сказали те женщины.

От этих слов Девдасу стало смешно, и он обнял Парвати:

— Глупая, если ты ни в чём не виновата, зачем мне тебя бить?

__________

(1) Вишнавитки. – Вайшнавы, вишнуиты. Последователи направления индуизма, поклоняющиеся Вишну и его аватарам.

(2) Раги. - Рага. Музыкальные лады в индийской классической музыке, серия из пяти и более нот, на которой строится мелодия.

(3) Десять анн и восемь пайсов. - До введения 1 апреля 1957 г. десятичной системы 1 рупия =16 анна = 64 пайса = 192 пая.

Глава 3.

Наутро Девдас был наказан и на весь день закрыт в своей комнате. Только после того, как его мать стала биться в истерике, его освободили. На рассвете следующего дня он уже стоял под окнами дома Парвати и тихонько звал её. Она открыла окно и увидела Девдаса, подающего ей условный сигнал «срочно выходи». Когда они, наконец, встретились, Девдас спросил:

— Зачем ты наябедничала про курение?

— А ты зачем меня побил?

— А ты почему воды не принесла?

Парвати замолчала, а Девдас сказал:

— Ты круглая дура! Смотри, больше ничего не рассказывай!

— Хорошо, не буду. — Покачала головой Парвати.

— Тогда пошли в сад удочек нарежем да на рыбалку сходим!

В саду вплотную к бамбуковым зарослям росло дерево аноны. Девдас на него залез, ухватился с большим трудом за ближайший стебель бамбука и протянул его Парвати:

— Смотри, не отпускай, а то я упаду.

Парвати вцепилась в него мёртвой хваткой. Девдас поставил на стебель ногу и начал пилить более мелкие стебли. Снизу Парвати крикнула:

— Дев! Завтра в школу не пойдёшь?

— Нет!

— Отец тебя заставит!

— Он сам сказал, что я теперь там не учусь. Учителя на дом будут приходить.

Парвати насупилась:

— Между прочим, из−за наступившей жары с завтрашнего дня занятия в школе начинаются на рассвете. Так что я пошла!

Девдас возмутился:

— Подожди, куда пошла?!

Парвати так расстроилась, что стебель бамбука выскользнул из её рук. Он выпрямился, а Девдас свалился на землю. Дерево было не очень высоким, поэтому падение не вызвало

никаких повреждений, кроме легких царапин. Девдас рассвирепел и, схватив палку, стал лупить Парвати, куда попало: по спине, по лицу…

— Вон! Убирайся с глаз моих!

Парвати поначалу самой стало неловко, но после ударов палкой, в отместку она гордо сверкнула глазами:

— Я сейчас же иду к дяде!

Девдас, впав в бешенство, ещё раз её ударил и сказал:

— Катись, докладывай! Большего вреда от тебя уже не будет!

Парвати довольно далеко отошла, когда сзади услышала:

— Паро! Ну, послушай же!

Парвати сделала вид, что не слышит, и надув губы пошла дальше. Девдас рассердился и в сердцах бросил:

— Чтоб ты провалилась!

Проводив её взглядом, Девдас умудрился самостоятельно срезать пару удочек. На сердце у него было неспокойно.

Парвати вернулась домой вся в слезах, кроме того, у нее на щеке проявились синяки. Сначала она попалась на глаза бабушке:

— Отец небесный!.. Кто тебя так избил, Паро?

Парвати, вытерев слезы, сказала:

— Пандитджи.

Бабушка обняла внучку и запричитала:

— Пойдем немедленно к Нарайану сходим. Пусть разбирается, что это за пандит такой! Ребёнка искалечил!

Парвати с радостью согласилась.

Негодующая старушка, по пути к Мукерджи кляла, на чём свет стоит, как самого пандита Говинду, так и всех его родственников.

— Полюбуйся, Нарайан! У этого шудры хватило смелости поднять руку на тело дочки брамина! Ты только взгляни, как сильно этот сапожник её избил! — В доказательство она повернула голову Парвати так, чтобы побои лучше были видны.

— Кто тебя побил, Паро? — спросил Нарайан−бабу.

Парвати молчала.

— Кто же ещё, как не этот пандит безграмотный! — Не унималась бабушка.

— Почему тебя побили?

Парвати продолжала молчать. Мукерджи про себя подумал, что она, скорее всего, в чём−то провинилась, поэтому её наказали. Рукоприкладство он не одобрял и сказал об этом вслух. Парвати словно ждала этих слов и с готовностью продемонстрировала свою спину, где следы от ударов были еще ярче и отчетливее. Возмущению не было предела. Мукерджи потребовал немедленно вызвать пандита для получения подробных объяснений, а также принял решение, что такому недостойному человеку детей не следует доверять. Услышав это, Парвати в порыве безграничного счастья бросилась в бабушкины объятья, а потом вприпрыжку побежала домой. Там её ждал допрос матери, которая не понимала, за что, собственно, избили её дочь.

— Просто так, ни за что. — Заладила Парвати.

— Да разве можно невинных избивать? — Недоумевала женщина.

К этому времени во дворе появилась её свекровь и подошла к двери:

— Невестка! Даже будучи матерью, ты за малейшую шалость можешь её отшлёпать, а этот мерзавец и подавно!

— Но без причины вы же никого не станете бить? Возможно, по глупости натворила дел, за что ей и влетело! — Сказала невестка.

— Может и так, но в эту школу я её больше не пущу! — Сказала бабушка как отрезала.

— Безграмотной что ли останется?

— А от большого ума принцессой тоже не станет, дорогуша! Несколько писем и так накарябает, пару строк из Махабхараты или Рамайаны по слогам прочитать сумеет. Вот и хватит с неё! Или ты думаешь, что твоя Парвати, выучившись, станет судьёй или юристом?

Ошарашенная невестка замолчала.

В тот день Девдас с опаской возвратился домой. Он даже не надеялся, что Паро никому не расскажет о происшедшем между ними, но войдя в дом, он нигде ничего подозрительного не обнаружил. Вместо этого от своей матери он услышал, что пандит неизвестно за что побил Паро, и поэтому она с завтрашнего дня в школу ходить не будет. От таких новостей Девдас воспрял духом. От счастья он даже как следует не поел и, проглотив наспех пару кусков, рванул прямиком к Парвати домой.

— Ты что, с завтрашнего дня в школу не ходишь? — Выпалил он, задыхаясь.

— Нет.

— Это почему?

— Я всем рассказала, что меня пандитджи побил.

Девдас лучезарно улыбнулся и, похлопав ее по спине, сказал, что в целом мире не сыскать такой мудрой девочки. Затем с сочувствующим видом погладил Парвати по бледным щекам и сдавленно охнул, рассматривая её синяки. Она улыбнулась и посмотрела ему в глаза:

— Что такое?

— Паро, а ведь тебе здорово досталось!

— Да уж...

— Эх, ты!.. Зачем ты так поступаешь, Паро? Ты меня злишь, и я естественно тебя сдуру бью.— Сказал Девдас с сожалением.

У Парвати в глазах появились слезы, но вытереть их она не успела. Девдас коснулся ладонями её лица и попросил:

— Впредь не издевайся так надо мной, хорошо?

— Никогда не буду. — Кивнула Парвати.

— И я тебя больше никогда не ударю. — Пообещал в ответ довольный Девдас.

Глава 2.

Пандит Говинда вместе с учениками вернулся в школу и там, дав волю своему гневу, начал придираться ко всем по поводу и без повода и решил, что, несмотря на то, что отец Девдаса без сомнения большой человек в деревне, он не позволит больше его сыну посещать школу. В тот день занятия закончились раньше обычного. Расходясь, ученики между собой обсуждали случившееся:

— Видели, какой Дев смелый! Какой меткий!

— Самого Бхоло отколошматил!

Один из них встал на защиту Бхоло:

— Вот увидите, он ещё получит от Бхолонатха!

— Каким образом, если его теперь в школу никто не пустит?

Парвати с книгой и грифельной доской в руках пристроилась к ребятам по пути домой. Она тронула за плечо ближайшего спутника:

— Мани! Неужели Деву теперь не разрешат ходить в школу?

— Можешь даже не сомневаться.

Отец Парвати Нилькант Чакрварти и заминдар−сахиб (1)

жили по−соседству: рядом с необъятными хоромами Мукерджи ютился старенький кирпичный домик, окруженный клочком земли. Несколько домов в округе пользовались услугами Чакрварти в найме браминов для осуществления религиозных обрядов, да и из дворца заминдар−сахиба также кое−что перепадало. Одним словом, его семья не бедствовала и жила припеваючи.

Первого, кого Парвати встретила, был Дхарамдас. Он прислуживал в доме Девдаса и уже в течение двенадцати лет ухаживал за Девом, отводил его в школу и по окончании занятий забирал домой. Эта забота была частью его жизни, и сейчас он как обычно направлялся к школе. Увидев Парвати, он спросил:

— Эй, Паро! А Дев где?

— Он сбежал.

— Что значит сбежал? — Удивился Дхарамдас.

Вспоминая историю с Бхолонатхом, Парвати от распиравших её эмоций расхохоталась:

— Дхарм, представляешь, Дев... хи−хи−хи... в извёстку... хи−хи−хи... толкнул...

Дхарамдас ничего не мог понять, однако увидев, как заразительно смеётся Парвати, тоже заулыбался:

— Паро, расскажи толком, в чём дело?

— Дев толкнул старосту, и тот в гору известки влетел!

Дхарамдас сразу всё понял и вдруг омрачился:

— Паро, ты знаешь, где он сейчас?

— Нет... Откуда мне знать?

— Тебе наверняка известно об этом. Говори, Паро! Он же наверно проголодался.

— Наверняка проголодался, только я не скажу.

— Почему это?

— Если проболтаюсь, то он меня побьёт. Давай, я лучше сама отнесу ему еду.

Дхарамдас немного успокоился и сказал:

— Отнеси и, будь добра, уговори его до вечера вернуться домой.

— Ладно, уговорю. — Кивнула Паро.

Придя домой, она увидела, что её мать и мать Девдаса уже обо всём знают. Они забросали её вопросами, а потом смеялись и иногда ахали над её рассказом. После этого, завернув что было съестного в краешек своего сари, она отправилась в манговый сад заминдар−сахиба, находившийся прямо около их дома. Она знала, что Девдас расчистил для себя местечко в зарослях бамбука и бегал туда курить, и что именно там находилось его тайное убежище. Оказавшись на месте, Парвати сквозь облако дыма увидела среди бамбука Девдаса, держащего в руке хуку. Он был грустным, на его лице отчётливо виднелись следы переживаний. Увидев Парвати, он очень обрадовался, но не показал виду. Пуская кольца дыма, он многозначительно произнес:

— Подойди!

Парвати подошла ближе и села. Девдас сразу же обратил внимание на то, что у неё что−то завернуто в сари. Недолго думая, он развернул еду и с набитым ртом спросил:

— Паро, а как там наш пандитджи поживает?

— С дядей говорил.

Дев поставил хуку на землю и опустил глаза:

— Отцу нажаловался…

— Да.

— Дальше что было?

— Теперь он тебе не разрешит ходить в школу.

— Больно надо мне туда ходить! — Тут еда закончилась, и Девдас вопросительно посмотрел на Парвати. — Сладости давай!

— Нет у меня никаких сладостей.

— Тогда воды давай!

— Откуда я тебе её возьму?

Девдас вспылил:

— Если ничего не принесла, то зачем тогда вообще пришла? Марш за водой!

Его тон Парвати не понравился:

— Не буду я сюда по сто раз ходить. Сам иди и пей!

— Прямо сейчас?

— Ты же не собираешься здесь навечно оставаться?

— Уж побуду пока, а потом куда−нибудь убегу.

Сердечко Парвати разрывалось на части от вида несчастного Девдаса, а услышанное ранило настолько, что из её глаз слёзы хлынули градом:

— Дев! Я тоже убегу.

— Куда? Со мной? Разве это возможно?

— Ещё как! − Покачала головой Парвати.

— Иди сначала воды принеси.

— Нет, не пойду, а то ты убежишь.

— Да не убегу я!

Но Парвати ему не поверила и стояла как вкопанная. Девдас приказал:

— Кому сказал — иди!

— Ни за что не пойду.

Девдас рассердился, дёрнул Парвати за волосы и заорал:

— Иди тебе говорят!

Парвати по−прежнему не реагировала, и тогда он заехал ей кулаком по спине.

— А так?

— Даже с места не сдвинусь. – Парвати захныкала.

Девдас развернулся и ушёл. Парвати в слезах тоже побрела куда глаза глядят и вскоре наткнулась на отца Девдаса. Мукерджи её очень любил.

— Паро, доченька, почему ты плачешь?

— Дев ударил.

— Где он?

— Там, в саду сидит, курит.

Заминдар−сахиб уже от визита пандита был вне себя от ярости, а эта новость ещё подлила масла в огонь:

— Девдас уже курить начал?!

— Представьте себе, курит регулярно. В саду хуку прячет.

— И ты всё это время молчала?

— Дева боюсь.

Вообще−то дело было не в том, что она боялась, что Дев её побьет, а в том, что она боялась, как бы Дева самого не побили − вот и помалкивала. В свои восемь лет она была на удивление смышлёная, и сегодня только большая обида подтолкнула её об этом рассказать. Придя домой, она сразу легла и плача заснула. В тот вечер к еде она не притронулась.

__________

(1) Заминдар−сахиб. – Уважительное обращение к помещику (урду zamindar – землевладелец, помещик; sahab – господин).